† Для Кающихся †
† Каждый желающий может (совсем недорого) приобрести место в этом престижном списке.† Специальные предложения для нищих и скидки для VIP-клиентов действуют всего сорок дней.
† Об условиях можно справиться в предуведомлении... или у секретарши на втором этаже.
† Звонок находится на панели справа, нажимать одним пальцем (безымянным).
Сокуров Александр Н.
†††слово: «…Да, Юрий. Это вполне разумные условия. В них нет ничего трудного, и я их принимаю» (установочная беседа, сентябрь 1987). — Я сожалею, но эти слова требуют пояснения. Поначалу, отказавшись работать с Сокуровым, спустя год я всё же ответил согласием, тем не менее, выдвинув три встречных условия. Первое: я предлагаю не типового композитора на найме у режиссёра, а полное («партийное», как я сказал) сотрудничество. Второе: совместное открытое решение всех вопросов обоюдного интереса, где речь идёт о музыке и моей работе. И третье: все конфликтные ситуации, возникающие по ходу дела, должны решаться в диалоге, а не через третьих лиц. — Не прошло и полгода, как Сокуров (в монтажный период «Дней Затмения») нарушил данное Слово и все три Условия. Подробности излишни. Не будем мелочиться..., если кто желает, их можно найти в книге «Три Инвалида».
дело: ——— zéro ——— как все
Сокуров Александр Н.
††††слово: «…Я прошу Вас не отказываться от работы над «Бовари». Это всегда было моей творческой мечтой, моей сверх’задачей: сделать фильм непрерывного музыкального развития. И теперь я прошу Вас взять на себя музыкальную часть этой важной для меня работы, может быть, сáмой важной в жизни» (перед запуском кинокартины «Мадам Бовари», ~ март 1988). — Я сожалею, но и эти слова требуют пояснения. После того как Сокуров нарушил Слово и не выполнил ни одно из трёх условий совместной работы, я отказался работать с ним дальше. Это было сделано спокойно и со всей прекрасной прямотой. «Дни затмения» должны были стать первой и последней моей работой в кино. Но Сокуров по-настоящему и настойчиво уговаривал меня не отказываться, обещая, что «Бовари» действительно станет на-шей об-щей работой. В полном смысле слова: кино на мою музыку. И я всё-таки согласился, заранее оговорив, что после второй картины ухожу безоговорочно. Шутка ли сказать: за полгода я должен был написать два часа непрерывной оркестровой музыки. Я свою часть работы сделал. Но все три условия снова оказались нарушены Сокуровым, причём, куда гаже прежнего. — Должен ли я напоминать, что в эту картину Сокурова вошло семь минут музыки. Или даже меньше, не помню. — Вот такой фильм «непрерывного музыкального развития».
дело: ——— zéro ——— хуже чем все
Либéрис Яна ...
†††слово: …Эта радужная женщина (моя «страшная манагéра», как я её называл, соединив мегеру с менеджером) всего за пару лет (188-189) сказала мне такое невероятное количество слов..., что я даже теряюсь: какие тут можно выбрать. Видимо, никакие. У неё постоянно было громадное громоздящееся громадьё планов. Бесконечные концерты, пластинки, фильмы, триумфы, фестивали, музыкальные сопровождения немого кино и немые сопровождения музыкальных фильмов... Я попросту не успевал следить за её холерически-деловыми прожектами проектов... И ещё она — очень много курила (чего я не терплю). Это было, пожалуй, самое виртуозное её занятие. Типично московское. Кажется, её фонтан (во всяком случае, по моему поводу) «закончился» вместе с советской властью. Помню, последнее, что она спросила меня... ужé по телефону, перед тем как пропáсть окончательно: «Как это, Юра, Вы не работаете на заказ? Вы от всего ... от всего отказываетесь? Но тогда... на что же Вы живёте, Юра?» — и я ответил, в лучших традициях Лондона: «А ни на что не живу, Яна. Сама посудите, на что мне вообще жить в этом мире, среди вас. Это Вам на что-то нужно жить, а мне... вроде как вообще ... без нужды. Жить». Она снова что-то пообещала, деловое..., — и всё. Всё. Это был последний мой с ней разговор, лет двадцать назад, а то и больше. Наверное, году в 1994... — Да..., был ведь и такой год. Даже вспомнить забавно. Скажешь кому теперь — не поверят.
дело: ——— zéro ——— как все
Урьяш Игорь В.
†††слово: «…Играя твои вещи, можно рехнуться: как это элементарно сделано. Просто, будто бы из воздуха, пара фокусов, ловкость рук и вдруг – мысль! Понимаешь, МЫСЛЬ! Откуда? Никто так не умеет. Дай мне только прорваться, я буду тебя играть. Каждый год буду тебя играть по пятьдесят раз. Или по сто, пока в морду не дашь» (ноябрь 1988 года, на записи «Спаси и Сохрани»). «Да вы не понимаете, он гений. Юра – гений, просто гений. Не какой-нибудь Чайковский, тра-та-та, ля-ля, не Рахманинов и не Русланова, которые где-то там, далеко, тра-та-та, ля-ля, а самый обычный гений, который прям здесь, рядом с нами. Можно даже рукой потрогать, ха-ха-ха, за нос. Или за ухо. Все мы пошлые дураки будем, если не покажем остальным, кто его ещё не знает, какой он потрясающий гений» (1993 год, в коридоре поезда). *Ради справедливости нужно напомнить: далеко не только музыка. По его собственному признанию, едва ли не половину багажа своей головы (садовой) он почерпнул от меня. «Свои» афоризмы, иронический взгляд (скрытый под толстой кожей) и даже умение видеть людей. Всё это оттуда, из 9-10 класса десятилетки. «Ты правду горишь, я скотина, хоть это и неприятно слышать. До сих пор живу как консервы консерваторские. Кручусь как лоботряс, туда-сюда. Работаю с колёс. Мозгов своих не вижу, а может, их и нет давно. Но ты ... тоже ... слишком многого от людей хочешь. Мы же дураки, все. Дальше своего кончика носа не видим. А ты нас ещё и в рыло, и в задницу, – пошли-мол отсюда вон, грязные рожи. – Неприятно. Обидно. А возразить нечего. И тем хуже. Знаешь, я не буду тебе говорить, что исправлюсь, но я исправлюсь. Сам увидишь». (24 февраля 1999 года) *Малый комментарий: да-да, я увидел, я отчётливо увидел, как он «исправился». Спустя ещё 15 лет. 3 февраля 2014 года, когда его лицо уже было на этой странице, но этого текста – ещё не было. Он явно исправился, вполне. Хотя люди обычно употребляют другое слово: «умер». И тем не менее, он это сделал. Спасибо тебе, Игорь. Теперь уж я могу не сомневаться.
дело: ——— zéro ——— как все
Александрова Елена Б.
††††слово: «…Теперь мы будем делать Ваши с Сати концерты». (июль 1991 г.) Тогда она говорила только о питерских концертах... «Весной, самое позднее — осенью мы выпустим Ваш диск». (зима 1992 г.) Речь шла о «Спортивных упражнениях для мысли»... «Нет, Вам нельзя отказываться от этой поездки (в Париж). Вы нас очень подведёте. Мы уже обо всём договорились, и в Нуи назначены Ваши с Володей (Напариным) два концерта». (сентябрь 1993 г.) Разумеется, концертов и дисков нет до сих пор, но это мелочи. Главное — в другом. Её слова я привёл здесь произвольно, ради примера. Их было не два, и не три, а сто три. Начиная от концертов и кончая невероятными записями Скрябина, Сати и ХХ. Всё это мадам Александрова (Смирнова) брала на себя вместе со своим мужем, Н.Сластиным. И всё это оказалось у них – в одном месте. Она не сделала ничего. Так, словно была совершенно недееспособной, эта женщина. — Но нет. Дудки. Когда дело шло о бизнесе, её бизнесе, она вполне справлялась. — Вот где находится её вина. Но это только начало.
дело: ——— zéro ——— хуже чем все
Сластин Николай Н.
†††слово: «…Значит, так : обо всяких там концертах и записях можете больше не беспокоиться. Сидите себе спокойно за пюпитром, как хотите, ваяйте свои нетленные партитуры, а всем остальным мы теперь будем заниматься, мы сами. Без Вас. Кажется, у людей такое положение дел разделением труда называется». (ноябрь 1991 г.) Это были слова изустные. А вот ещё несколько, письменных: «1. Ханон Ю. доверяет Сластину Н.Н. ведение переговоров по вопросам реализации результатов своего творчества, участия в коммерческих и некоммерческих акциях. 2. Сластин Н.Н. обязуется добросовестно исполнять функции по представлению интересов Ю.Ханона». (14 октября 1992 г., два пункта из дурацкого менеджерского договора, зачем-то сочинённого Н.Н.Сластиным). И маленький a propos (вдогонку). Между прочим, эта его фотография была сделана в 1993 году именно для буклета диска: Юр.Ханон «Музыка для левых ушей» (зимой, на Каменном острове, при 25-градусном морозе). И что, нужно ли мне теперь стараться объяснять, почему и чьими «добросовестными» стараниями этот диск так и не издан? Равно как и все другие. До сих пор. И так далее, до самой линии горизонта.
дело: ——— zéro ——— как все
Динов Виктор Г.
††слово: «…Хорошо, — просто ответил мне Виктор Григорьевич, — я сделаю». — И всё, и точка. Я даже не буду добавлять: что он мне пообещал сделать. И получил за это деньги, просто и спокойно, как всё. Скажу только, что выполнить обещанное для него было — просто. Даже очень просто. А для меня это было — важно. Даже очень важно. — С тех пор прошло почти 20 лет. Само собой, он ничего не сделал. Так же просто и спокойно. Как и все. Наверняка ведь, спроси его об этом, так скажет: «забыл». Или вовсе не вспомнит, добрый человек. Но каково же было моё впечатление, когда я (по случаю) узнал. Хотя узнать было не так-то просто. Мне. Не ему. — Спасибо, Витя. Ты — настоящий Вестник. Благодаря тебе, с тех пор я больше не сделал ни одной записи. Ни одного диска. В этой проклятой студии. Где до сих пор твоя рука, Витя. — Можешь гордиться, Витя. Ещё десяток моих дисков. И моё окончательное молчание. Ты настоящий сын своего времени. Вместе со всеми ты сделал это. Ты добавил свою щепоть перца в эту кучу человеческой дряни. Перед тем как окончательно отойти туда..., в «культурный слой».
дело: ——— zéro ——— как все
Спиваков Владимир Т.
††слово: «…Мне ужасно понравились, особенно эти его ... мелкие оргазмики. Я бы их сыграл, но к сожалению, они длинноваты, а на этот июль вся программа моего фестиваля (в Кольмаре) полностью забита. Но если бы он написал для меня что-нибудь маленькое, остренькое, на бис, я бы ещё успел вставить, как следует» (весна 1993 года). «Он очень странный автор, интересный и резкий. Слишком резкий. Ничего подобного я ни от кого не слышал, его музыка ни на что не похожа. Надо ещё подумать, как это подать. Потому что просто так это не пройдёт, у всех челюсть отвиснет, недоумение и больше ничего. На будущий год, дайте срок, устрою такую подлость. Пускай знают, что я ещё не совсем закончился, ещё могу что-то вытворить, отчубучить, чтобы все так рот и раскрыли. Нельзя чтобы такая музыка пропала». (октябрь 1995 года). — Спасибо, Вова. Очень трогательно. Пожалуй, мне нечего добавить к твоему кальмару с пивком. Ты сказал, Пилат. «Нельзя, чтобы такая музыка пропала».
дело: ——— zéro ——— как все
Ростропович Мстислав Л.
††слово: «…Этот Ваш Ханин — человек экстремального дарования. Нужно ему помогать. Помогайте ему обязательно» (зима 1995 года). — Само собой, эти слова дедушка-Славик (хотя на самом деле его звали «Люсик») — не мне сказал, потому что я с ним не встречался ни разу. И тем не менее, он зачем-то открыл рот, чтобы это сморозить, (зимой). Такой искренний, такой человек... Или может быть, это я ослышался? «…В будущем сезоне непременно возьму его «Маленькую ночную музыку». Пускай мои дутые лондонцы попляшут на иголках, так и вижу, как у них рожи вытянутся на эти его хулиганские выходки. Но пускай он мне скажет, а зачем у него тут эта певица всё воет и воет? Смешно, но не слишком-то понятно» (весна 1997 года). — И вовсе не в музыке здесь вовсе дело (и даже не в «маленькой ночной»), это слишком мелко и локально для той системы, которую я создал из своей жизни. Но в результате бесконечно повторяющихся человеческих небрежностей и непонимания своего Места, — этот ваш мир так и остался без моего Уникального Вмешательства, гулким и пустым. Как ведро со славиками... Или «люсиками»... Одинаковыми.
дело: ——— zéro ——— как все
Ашкенази Владимир Д.
†††слово: «…Ровно через год, третьего декабря 1997 года я снова буду в Петербурге и непременно позвоню Вам. Я это обещаю». (обещание сдержал, через год и в самом деле приехал. Но... не позвонил до сих пор. Наверное, телефон потерял. Свой). «…У меня возникли новые творческие контакты. К ним относится малоизвестный, но, по-моему, очень интересный композитор Юрий Ханон. Он представился как эксцентрик и абсурдист, о чём говорят сами названия его сочинений: «Опера-антракт» из одноименного балета, «Некий концерт», «Средняя симфония». Некоторые из них я намерен включить в свой новый компакт-диск под условным названием «Юмор и абсурд в музыке». (интервью газете «Коммерсант» от 12 апреля 1997) Nota Bene: это его трогательное интервью я увидел, кажется, лет десять спустя..., — очень удачное слово. Именно что: спустя. Интервью это называлось так: «Жизнь без музыки была бы ошибкой»... А за ошибку тебе отдельное спасибо, дядя-Володя.
дело: ——— zéro ——— как все
Шелаевы Юрий и Елизавета(«Лики России») †††
слово: «…Через два, самое крайнее – три месяца Вы увидите Вашу прекрасную книгу готовой, короче говоря, до конца зимы» (7 декабря 1995). — Может быть, я ослышался? За два, самое крайнее, за три – нет, не месяца, а года... А если бы не Николай Ю. Семёнов, «Скрябин как лицо» до сих пор не был бы издан. И поделом ему! «Самое дальнее к концу лета мы обязательно выпустим Вашу книгу Сати» (март 2010 года). — Книга вышла..., два с половиной года спустя. А если бы я сам не взял на себя роль покойного Н.Ю., которому обещал, что эта книга выйдет в «Ликах», Эрик Сати до сих пор не появился бы из печати. И поделом ему! «11 января мы приступаем к изданию Вашего Альфонса» (ноябрь 2011 года). — Нужно ли мне говорить, чем закончилась эта история. Если бы не Татьяна Савоярова, первая книга Альфонса Алле так бы и пропала. И поделом ему! — Честно говоря, я теряюсь: какие ещё слова можно выбрать из тех десятков, сотен пустословиц, временами даже оскорбительных, которые я наслышал от семейного бизнеса Шелаевых. И ни одно слово не стало точным. Кое-кто до сих пор наивно спрашивает: почему не издаются мои книги. Вот, поглядите на эти два лица. А ведь они — не хуже. Они — лучше, чем ваши прочие «издатели»...
дело: ——— zéro ——— как все
Форштадт Лев М.
†††слово: «…Вы же сами всё знаете, как я Вам благодарен, Юра. Фактически, это Вы сделали из меня ювелира. Дали новую профессию, высокого класса. Я мог работать на Ваших материалах, на Ваших эскизах, учиться — и Вы же ещё и платили мне за эту учёбу. Никогда я не забуду того, что Вы для меня сделали» (примерно 2000 год, точнее не упомню). — Милое уравнение получается, из курса математики для начальной школы. — Чем больше мне «был благодарен» некий человек (Х), тем большей подлости от него можно было ожидать (У). Пожалуй, я не стану больше приводить слов (и дел) этого Лёвы. Не будем мелочиться. Когда человек обещает: раз, два, пять... И не выполняет: раз, два, пять... Аккуратно. Точно. Тихо... — А потом, спустя время (и рукава), действуя по традиции прекрасных человекообразных приматов, ещё и замазывает эту дырочку собственными выделениями... пожалуй, это не слишком свежо, чтобы продолжать. Прощай-прощай, мой маленький неблагодарный ученик..., должник.
дело: ——— zéro ——— как все
Адасинский Антон А.
††слово: «…Пожалуй, я не стану приводить за Антона его прямую речь (она не была прямой). И даже косвенную не стану. Пускай он уж как-нибудь сам... справится. — Человек суеты, он всё порывался «что-то придумать». Сделать вместе. Или с моей музыкой. Раз в два-три года звонил, оставлял на автоответчике сообщение, что у него «есть ко мне предложение, важное дело», «срочный разговор», и что он обязательно перезвонит тогда-то (чаще всего «на след.неделе» или «в августе»), когда «будет на улице Съезжинской», и опять пропадал — на три года. Или на пять. Или совсем. Пожалуй, единственное, что он сделал, кажется в Англии, они немного «поплясали» под Среднюю Симфонию, а потом, испугавшись, стали врать (и даже не мне), будто это были всего 20 секунд, или даже 10, пущенные на повтор (как будто я и вправду стал бы с ним судиться). В общем, всё было очень правдоподобно, от начала до конца. И красиво. — Большое спасибо, Антон. Значит, опять жду твоего звонка... со Съезжинской. Впрочем, и Зверинская ничем не хуже. Вся эта долгая «ПОНТО-МИМО» тебе очень к лицу, месье «А», ни разу не сказавший «Б».
дело: ——— zéro ——— как все
НВ (андреева)
†††слово: «…Ни у кого я столько не училась, сколько у тебя. За всю жизнь никто не научил меня столько, как ты. Теперь я даже разговариваю, общаюсь твоими словами. Иногда ловлю себя на этом. Говорю: стыдно, НВ. Ворую. И сама себе отвечаю: нет, не стыдно. Такое брать не стыдно. И у тебя брать не стыдно. Больше ни у кого такого нет. Навсегда моя тебе благодарность». (1991 год и далее). — Чуть не полсотни раз я слышал от неё эти слова, «красивые и искренние». В среднем, раз в квартал. И каждый раз только отмахивался рукой. Потому что нет на свете дешевле и подлее той благодарности, которая «навсегда». — Ну..., так всё и оказалось, конечно. Дёшево и подло.
дело: ——— zéro ——— как все
––––––––––––––––––––––––– Об этом человеке я даже и говорить не желаю. Ни слова. 2000 год – это не просто начало нового века, это – приговор. Пожизненный приговор, точнее говоря – смертный. Лично мне – смертный приговор. С того дня больше нет ни просвета, ни надежды. Один грязный лёд. Можно произносить какие угодно слова, но это – смертный приговор. Просто так – смертный приговор всему изнутри свободному: духу воздуха, искусству науки, культуре мысли, выселению населения и, наконец, всей этой странной стране, которая когда-то называлась раз Россия. Отныне им здесь больше нет места и времени. Конечно, у каждого свой размер и срок, а потому и агония у всех будет разной длины. Мне приговор вынесен, и я его услышал. А значит, бессмертное спасибо этому человеку и всем его присным, подбиравшим крошки с его стола. Именно они создали нерушимый союз воров и особистов, построив ещё одну бандитско-бюрократическую республику людей.
(Юрий Ханон «Два Процесса»)
Таирова Светлана Э.
††слово: «…Да, я читала его книгу Воспоминания задним числом. Ничего подобного в жизни я не читала – это исключительное явление. Конечно, никогда раньше я не предлагала ему с нами сотрудничать, потому что считала: автор ТАКОГО УРОВНЯ вправе САМ выбирать, с кем хочет сотрудничать. Я слышала о его способе работы, что он сам делает макеты своих книг, никакой проблемы в этом нет, это даже хорошо, если книга не похожа ни на какие другие. И главное, я вовсе не нуждаюсь ни в чьих характеристиках или предварительных показах фрагментов, чтобы понять, какова его новая книга, «Альфонс, которого не было». Я абсолютно готова и буду рада в ближайшее время обсудить издание Альфонса, если на то будет желание автора». (июль 2011). Должен ли я сообщать..., напоследок, к чему привели эти слова, удивительно искренние и прямые? Да. Ответ сам собой разумеется. До сих пор. Иногда, как ребёнок, я удивляюсь, глядя на их лица, не имеющие никакого разумного объяснения, но чаще — не смотрю. И не хочу смотреть.
дело: ——— zéro ——— как все
Романова Ольга Е.
††††слово: «Знаете, Юрий, у меня теперь слёзные железы очень далеко, но когда я держу в руках Вашу книгу, — я вдруг чувствую, что они (слёзы) рядом. Ведь от книги ... от неё идёт такой поток... Громадной силы. Даже не знаю, как и сказать. Слов нет. Такая вещь обязательно должна существовать в нашем мире, Эта книга должна быть издана». (апрель 2013 года) — В этот момент Ольга держала в руках толстый том «Ницше contra Ханон», тот самый, который здесь, рядом. Тогда я видел Ольгу в первый раз. И в последний. Признаться, она меня неожиданно удивила и тронула своей тёплой, живой реакцией. Когда Анна Ставицкая сказала, что Ольга хочет со мной встретиться, я был недоволен: зачем? Ольгу я не знаю. Встречаться не люблю. Если она и в самом деле хочет помочь в издании моих уходящих книг, для этого совсем не обязательно встречаться. Результат встречи был удивительный. «Я сделаю всё, чтобы его книги были изданы!» (май 2013). — Тем более удивительный, что я ни о чём её не просил. Ни слова. Ни о книгах, и вообще ни о чём. Ольга была невероятна в своей открытости и прямоте. Как я сам. Человек без кожи. При мне она набрала телефон Анны и благодарила её за то, что познакомилась со мной. Но тем более поразительным было всё то, что произошло затем. —Ольга, сделанное Вами называется «необязательное зло». Оно не имеет ни оправдания, ни срока давности. Пожалуй, это худшее, что Вы сделали за всю свою жизнь. Повторю в последний раз: «Я же Вас видел, Ольга, и я знаю о Вас то, чего никто не знает... (кроме него одного)».
дело: ——— zéro ——— хуже чем все
Дима Губин
†††слово: — Не считал, и сколько десятков раз за последнюю четверть века (после 1989) этот человек прекрасно(душно) называл меня «гением»: лично и публично, в глаза и за глаза, за спиной и в спину. Отлично зная, как мне смешно это пустое слово (без дела). Но ему было плевать. Не только на слово или на дело, но и на того, кого он так называл. — «Успешный журналист», за двадцать пять лет, будучи и в фаворе, и в опале, он не сделал (для этого «гения») ровным счётом ни-че-го. И даже единственный раз, когда я его попросил. О сущей мелочи. — В ответ... я услышал милый рассказ, как он разбил машину за полмиллиона баксов, а также ценный совет поскорее выложить всю свою музыку в интернет. И всё... — Яркий человек, профессиональный болтун, типичный потребитель и (как результат) почти предатель. Его слова и дела — сжатая метафора всего, что (не)сделало моё время. «Ты гений, значит, оставь свою музыку и можешь проваливать»... — Спасибо тебе, Дима за твою хвалёную «импатию». Кажется, ты «завещал», чтобы на твоих похоронах играли музыку Каравайчука, Десятникова и мою? Adieu! — Пожалуй, обойдёшься без моей, дружок. Хватит с тебя и этих двух... трупов.
дело: ——— zéro ——— как все
545. Неоконченная симфония Шуберта– Мне всегда были очень до́роги мои дороги́е должники... И с каждым годом они становились мне всё дороже и дороже, мои дорогие должники... Ведь их у меня вообще-то совсем не так мало, как может показаться на первый взгляд, их у меня довольно много, моих дорогих, дорогих должников... Они все у меня по цене золота и даже значительно дороже, мои дорогие, дорогие должники... Но иногда наступает пора, пора нарушить молчание, поставить их в шеренгу, и противу всяких правил назвать их одного за другим, моих дорогих, дорогих должников... <...> Всякий раз, сжигая листы своих книг и задумчиво глядя на серое пламя, я вижу их знакомые лица, моих дорогих, дорогих должников, lucifer eis..., наибольшая часть которых... слишком проста и дёшева, чтобы даже и говорить о них... Но на самом деле они с каждым годом растут в цене, они очень растут в цене и уже прямо пухнут на глазах, мои дорогие, дорогие должники!.. И вот – когда их цена наконец-то станет равна жизни, цена моих дорогих должников, тогда, наконец-то, всё и случится... – Dixi..., – я сказал.
(«Ницше contra Ханон»)
